Целая плеяда психологов новой волны американской психологии в начале 60-ых годов прошлого столетия предприняла попытку повернуть философию и психологию к жизни, осмыслить проблемы не столько рассудком, сколько сердцем. Одним из её видных представителей является сегодня Ричард Олперт, он же ныне Рам Дасс. В советской прессе в конце 50-ых годов XX в. вскользь упоминалось об увольнении из гарвардского университета двух молодых профессоров за работу с галлюциногенами (ЛСД – диэтиламид лизергиновой кислоты), резко меняющими восприятие и ведущими в «иные состояния сознания». Была пресс-конференция, репортёры и фотографы брали у них интервью, так как Олперт был первым профессором, изгнанным из Гарварда за очень долгий период времени…Целая плеяда психологов новой волны американской психологии в начале 60-ых годов прошлого столетия предприняла попытку повернуть философию и психологию к жизни, осмыслить проблемы не столько рассудком, сколько сердцем. Одним из её видных представителей является сегодня Ричард Олперт, он же ныне Рам Дасс. В советской прессе в конце 50-ых годов XX в. вскользь упоминалось об увольнении из гарвардского университета двух молодых профессоров за работу с галлюциногенами (ЛСД – диэтиламид лизергиновой кислоты), резко меняющими восприятие и ведущими в «иные состояния сознания». Была пресс-конференция, репортёры и фотографы брали у них интервью, так как Олперт был первым профессором, изгнанным из Гарварда за очень долгий период времени. Все они смотрели на него, как на борца, только что выигравшего большой бой. Вот хороший парень, создавший себе карьеру, достигший, наконец, Гарварда, теперь явно пропадает. Такое серьёзное учебное заведение снимает его с позором. «А вот я, раз в несколько дней принимающий кислоту со своим партнером Тимоти, и друзья мои идут в эти сферы всё дальше и дальше – сфера за сферой – и я смотрю на репортёров и фотографов как на «этих бедняг». И я огляделся и увидел, что все верят в данной ситуации только в одну реальность, все, кроме меня, и как психолог-клиницист я вспомнил, что это и есть определение безумия. Один во мне говорит: «Парень, ты что, рехнулся?» А другой ответил: «Иди, иди – ты прав!».
Изучая в колледже, куда он попал прямо со школьной скамьи, детскую психологию, он оказался вместе со многими фронтовиками, задавшими совсем иные вопросы о воспитании, потому что они уже имели дело с жизнью и смертью. Он же был вполне доволен простым проигрыванием «маленькой игры в то, что он студент, в которой было не больше смысла, чем просто быть хорошим студентом». Когда он преподавал в Калифорнии, где его слушали городские ребята, которые жили в этом мире, ибыли вынуждены зарабатывать на хлеб на какой-нибудь заправочной станции, ни хотели знать – «какое, черт возьми, отношение эта детская психология имеет к воспитанию детей?». Они не хотели стоять в сторонке и разыгрывать высокие отвлеченные игры. Тогда как в Гарварде всем нравилось играть в игры. «Будем просто играть в игры. Это не имеет ник чему никакого отношения. Мы просто поиграем в игры».
Рам Дасс пишет: «То, что поддавалось изучению, не имело никакого отношения к тому, что происходило со мной, но оно поддавалось изучению. Пример – пьяный, который ищет свои часы под уличным фонарём. Кто-то приходит к нему на помощь, но под фонарем нет никаких часов, и он, наконец, спрашивает: «Да где же, в конце концов, вы их потеряли?» А тот отвечает: «А вон там, в темной аллее, но здесь светлее искать». Вот мы и пользуемся светом аналитического разума, стараясь найти то, что было потеряно в отдаленной дали».
Когда Эйнштейн заявил: «К своему пониманию фундаментальных законов вселенной я пришел не рациональным умом», – многие из его коллег сочли это довольно эксцентричным, потому что рациональный ум – «верховный жрец в обществе». «Поймите же, – призывает Рам Дасс, – что это лишь одна маленькая система, и что есть мета-системы и метамета-системы, порог в которые можно переступить лишь выйдя за пределы логического аналитического ума. Когда отложишь в сторону мнения и суждения, потому что видишь, что они просто ещё глубже закапывают тебя в твою яму, тогда-то и отказываешься от своего знания. Сейчас это поистине нелегко, так как вся культура основана на поклонении золотому тельцу рационального ума, тогда как иные уровни знания, вроде того, что мы зовём интуицией, стали практически пустыми словами в культуре. Это что-то сентиментальное, неверное, нелогичное, неясное» [5].
Выйдя за рамки гарвардских игр, Ричард Олперт оказался за воротами этого учреждения. Пройдя через наркотики, он, как и многие из его поколения, прошедшего эту стадию, отправляется в Индию на поиски Гуру (духовного учителя). Он-таки в отличие многих и многих находит своего Гуру и проводит год в пещерах Гималаев, изучая Йогу. В Соединенные Штаты он уже возвращается, как Баба Рам Дасс. Пройдя через суровую дисциплину Аштанга Йоги, он живёт в довольно трудных условиях в своей маленькой хижине, купаясь каждое утро в ледяном горном потоке и проводя большую часть своего времени в упражнениях, предписанных ему его Гуру. Любопытное совпадение – здесь с ним впервые встречается Джон Лилли, который от него получает информацию о Йоге «из первых рук». Он ввел его в труды Патанджали, представившего основные йоговские постулаты в 196 простых утверждениях (сутрах), написанных во времена Аристотеля (400 гг. до н.э.).
Очевидно только истины недостаточно, чтобы оказывать сильное влияние на людей. Для возможности такого воздействия истина должна быть пропитана дыханием жизни. Живое даётся нашему духу только теми импульсами, которые возбуждают в человеке стремление к осуществлению и ведут его к его цели. Эти импульсы явно присутствуют в Рам Дассе, ибо выход его из затворничества сопровождался огромным ростом его популярности, особенно среди молодёжи.
«Как всё это происходило? Отец мой преуспевающий республиканец, собирался на уик-энд в свою компанию… Я живу в хижине, а он в большом имении. И он мне говорит: «Возьми мой новый Кадиллак». Я влез в его Кадиллак, который, конечно, меня поразил, понимаете, – отреченный саджу ведет новый Кадиллак. «Поглядели бы на меня теперь ребята из Индии», – подумал я. И я еду в город и вижу двух хиппи на обочине, одну пару, машу им, а они мне. Я захожу в лавку, выхожу, а там стоят человек 5-6. Один из них подходит ко мне и говорит: «Эй, парень, ты принимаешь кислоту?». «Ого, – подумал я – меня разоблачили – кто я такой, знаете?» – Моя история догнала меня…, мою Карму (см. далее) я не могу изменить, понимаете… и это привело к тому, что они приходили, а потом проводили своих друзей, а их друзья приводили своих родителей, а родители привели министра, привлекли газеты, а потом и университеты. Всё, что я делал, это… куда бы ни просили, я ехал. Так что были отели, университеты, притоны и общины хиппи, и… я делился тем, что от меня ждали…, когда аудитория подходящая, и дает вам сделать это, то вы как бы исчезаете, и начинает твориться что-то такое, что все слова идут как бы пятистопным ямбом». Для него складывалась весьма интересная ситуация, потому что собирались его послушать что-то в роде общины хиппи, молодые люди, длинноволосые «проблемы», с которым столкнулось общество, выбывшие, юные искатели, люди, у которых нет безусловного интереса в игре, те, кто дает случиться перемене, а не просто думают об этом.
А вот первая встреча с коллегами: «Я выступал в медицинской школе Эйнштейна в кругу солидных психиатров. Там был длинный стол для заседания, а я вошел со своими чётками и со всеми своими делами. Психиатры сидели вокруг стола. Это была обычная консультация относительно больного. Я заглянул им в глаза и в сердца и понял…, я понял, что я и есть больной. В этом не было никакого сомнения, хотя в программе говорилось, что я приглашенный докладчик – это было явной опечаткой. Я сидел в конце стола для заседаний со скрещенными ногами, что было… потому что это для меня самое удобное положение. И я вожусь со своими чётками. И выгляжу, как этот бедный доктор Олперт, который был когда-то в Гарварде и принимал все эти наркотики, и посмотрите, как мы… это очень интересный больной на этой неделе и знаете… ну, он же шизофреник, понимаете. И я всё это слышал. Я много сиживал на таких консультациях.
Ну я и представился, как больной, так?
Я говорил о начале галлюцинаций и диссоциативных переживаниях и передал весь свой путь на языке психодинамики, в точности, как если бы я был врач, представляющий больного. Через пару минут всем стало очевидно, что пациент представляет сам себя, что является необычной ситуацией – пациенту преподносить